Застывшая от изумления Джессика молча слушала откровения гостя и печально покачивала головой. Разговор, которого она так ждала и в то же время боялась, всё-таки произошёл. Стоявший рядом совсем чужой парень с глазами Мартина удивительно тонко чувствовал её душевный настрой. С тех пор, как муж сознался ей в своих грехах, она потеряла покой. Сердце упорно противилось и не хотело мириться с давней обидой, о которой ей напоминал взрослый сын Мартина. До сегодняшнего вечера она испытывала к нему какую-то неуловимую враждебность, пытаясь скрыть её под маской доброжелательности и радушия. Но сейчас, под напором его проницательной искренности, в её душе что-то незримо изменилось, оттаяло и потянулось навстречу к этому чем-то располагающему к себе чужаку.

— Не говорите так, Джейк, — с укором произнесла она чуть хрипловатым голосом. — Я ведь не монстр какой-нибудь, чтобы мешать вашим отношениям. Я ни в чём вас не виню, сын не должен отвечать за поступки отца. Это неправильно.

Джессика немного помолчала. Глаза отчего-то вдруг стали горячими и влажными. Она быстро-быстро заморгала, пытаясь справиться с предательской влагой. Ей удалось взять себя в руки:

— Да, признаюсь, мне действительно было очень больно услышать о связи Мартина с другой девушкой, — продолжала она уже более уверенным и окрепшим голосом. — Но я смирилась, простила и приняла всё как есть. Могу даже заверить, что я — счастливая женщина. И для меня счастье, прежде всего, — это счастье моей дочери и моего мужа. Если хорошо им, значит хорошо и мне.

Джессика робко, но доверительно положила свою озябшую ладонь поверх его руки и с теплотой в голосе тихо добавила:

— Они любят вас, Джейк. А значит, ничто не помешает и мне сделать это, тем более теперь, когда я немного узнала вас. Я понимаю, что никогда не смогу заменить вам маму, да вам это и не нужно. Но зато в моём лице вы всегда найдёте преданного и надёжного друга, — она улыбнулась, — если, конечно, вы принимаете в друзья женщин моего возраста.

Джейк повернул к ней голову. Уголки его губ вежливо дрогнули, но глаза по-прежнему оставались серьёзными.

— Спасибо вам, миссис Дуглас, вы — удивительный человек. Чуткий, понимающий. Мне очень приятно иметь такого друга. Надеюсь, я не разочарую вас, — он осторожно высвободил свою руку из-под руки Джессики и с благодарностью пожал её холодные пальцы. — А теперь идёмте скорее в дом. Пока вы окончательно не озябли.

Кейт сидела возле окна за одним из столов, которые рядами заполняли небольшое помещение, служившее полицейским комнатой для поверок.

Всю переднюю стену комнаты занимала огромная карта Топи́ки. Многие участки на карте были обведены красными кружочками и утыканы разноцветными флажками, из чего Кейт сделала вывод: каждый цвет флажка определял криминогенную обстановку того или иного района.

Она украдкой осмотрелась по сторонам. Кроме неё в комнате находилось ещё человек двенадцать полицейских. Все они о чём-то разговаривали друг с другом, спорили, смеялись и, казалось, были вполне довольны своей жизнью. Она слышала их смешанные голоса, но в смысл слов не вникала. Из головы не выходила только одна мысль: удастся ли ей поладить со своими новыми товарищами по оружию?

Несколько дней назад она закончила полицейскую академию и её вместе с двумя девушками-выпускницами направили в департамент полиции Топи́ки. В одно из его патрульных подразделений.

Говорят, изначальное впечатление о человеке — самое верное и ей очень не хотелось испортить его в первый же рабочий день каким-нибудь неправильным действием или поступком и тем самым вызвать неодобрение, а ещё хуже — насмешки со стороны коллег. Несмотря на то, что в академии она находилась на хорошем счету, всё же реальная обстановка решала всё.

Единственное, в чём Кейт могла быть уверена, так это в своём женском обаянии: стройная, гибкая, привлекательная, она специально сделала себе модную короткую стрижку, выгодно выделявшую её на фоне двух других подружек-выпускниц.

Когда она в первый раз надела новенькую полицейскую форму, её сердце учащённо забилось от гордости: вот оно, непередаваемое ощущение уверенности в себе и вера в справедливое начинание. Теперь и она сможет приносить какую-то пользу обществу!

Критично разглядывая себя в зеркале, Кейт с удовлетворением отметила, что тёмно-синий цвет удачно подходит к её каштановым волосам и подчёркивает глубину и выразительность больших карих глаз. А строгие линии униформы не только не скрывают ладную девичью фигурку, перехваченную ремнём с полицейской амуницией, но и придают ей определённую значимость.

Она осталась довольна осмотром. Но одно дело произвести впечатление на людей как приятная симпатичная особа. С другой стороны, неизвестно, насколько удачно сложатся её взаимоотношения с коллегами, ждущими от неё не показа мод, а решительных и активных действий, которые требует их нелёгкая, а подчас и опасная профессия.

Она так разволновалась, что практически не слышала и не замечала ничего из того, что творилось вокруг.

Внезапно дверь открылась, и в комнату стремительно вошёл высокий, худощавый черноволосый полицейский. Он держал под мышкой несколько папок с бумагами. Это был лейтенант Рэндо́льф (Кейт успела познакомиться с ним накануне, когда приносила свои документы для определения на службу). Он подошёл к своему командирскому столику, стоящему впереди и немного возвышающемуся над остальными, шлёпнул на него папки и поздоровался со всеми. Затем сел, открыл график дежурств.

— 3—17, Шелдон, Маклин, — начал он перекличку.

— Здесь! — откликнулись сразу два голоса.

— 3—14, Хартман, МакДормент.

— Здесь, — отозвался молодой темнокожий полицейский.

— Тут! — вторил ему в унисон другой патрульный, разительно отличавшийся от первого молочно-белой кожей и волосами цвета перезрелой пшеницы. Кейт слышала, как кто-то называл его Белоснежкой.

— 3—28, Милтон, Рана́тти.

— Я! — лениво ответил из-за соседнего стола полицейский лет сорока с чёрными усами, пряча под столешницей какой-то непристойный журнал.

— Здесь! — послышался из дальнего угла комнаты громкий голос с явным итальянским акцентом, и Кейт с удивлением увидела не замеченную ранее среди мужчин женщину-полицейского. Впрочем, смуглая, черноволосая и худая, с короткой курчавой стрижкой — та практически ничем не выделялась среди остальных и походила, скорее, на молодого безусого юнца лет двадцати пяти.

— 3—41, Сандерс, Джонсон, — продолжал перекличку Рэндольф.

— Сандерс здесь. А вот Джонсон отсутствует, — раздался за спиной Кейт приятный мужской голос.

— Ах, да! — Рэндольф кивнул головой, делая в журнале пометку карандашом. — Я забыл, что нашего Джонсона на месяц перевели в спецотряд.

Он снова стал выкликать фамилии подчинённых.